Левагина,
С. «Где цветут моих предков поля…» [Текст]: к 160-летию со дня гибели М. Ю.
Лермонтова / С. Левагина // Библиотека. – 2001. - № 9. – С. 86-90.
«Где цветут моих предков поля…»
В России принято вспоминать о юбилеях
трагической смерти своих пророков. Дело здесь, видимо, в философском складе
народного характера. Уход из жизни заставляет нас думать о вечности.
Максимилиан Волошин сказал: "Когда
гаснет лик живого человека, лик его судьбы вдруг озаряется. Когда отмирает
земное, мятущееся и болящее тело, тогда начинает жить не человек, а судьба
человека".
Случаются иногда вещи удивительные:
судьба дарит нам реальное подтверждение вечности жизни и поэзии. Пример —
история Фомы Лермонта — Томаса Рифмача, — жившего между 1220 и 1297 годами, —
шотландского предка Михаила Юрьевича Лермонтова. Сказание об этом легендарном
барде XIII века входит в число лучших европейских средневековых легенд наравне
с его знаменитым творением — романом о Тристане и Изольде.
Юный Лермонтов, в младенчестве потерявший
мать, мучительно переживал презрительное отношение бабушки и ее богатых и
знатных родственников к своему отцу. Разве мог "захудалый" род
Лермонтовых соперничать со Столыпиными и Арсеньевыми! Родству с ними обязан
Михаил Лермонтов не только зачислением в привилегированный пансион, но и
трагедией насильственной разлуки с отцом.
Не мне судить, виновен ты иль
нет,
Ты светом осужден? Но что
такое свет?
Толпа людей, то злых, то
благосклонных.
Собрание похвал незаслуженных
И столько же насмешливых
клевет.
(Из стихотворения М. Ю.
Лермонтова "Ужасная судьба отца и сына... ",
Отец Михаила Юрьевича прослеживал свою родословную
"всего лишь" с XVIII века и начал беспокоиться о внесении себя и сына
в родословную книгу тульского дворянства только в
Сыну же этого было мало: он хотел
гордиться своим родом, реабилитировать отца в глазах общества.
Ужасная судьба отца и сына
Жить розно
и в разлуке умереть,
И жребий чуждого изгнанника
иметь
на родине с названьем
гражданина!
Лермонтову был необходим знаменитый предок
именно по отцовской линии, и он, по языковому соответствию, нашел сразу двух.
Что касается
могущественного испанского герцога Лермы (Гомес де Сандовальи — Рохас Франсиско
Лерма (1552—1623) — первый министр и фаворит Филиппа III, фактически
самовластно управлял Испанией. С
1618 — кардинал. После смерти Филиппа III (1621) Лерма
приговорен к большому штрафу за злоупотребления и выслан из Мадрида), Лермонтов
дважды рисовал приснившегося ему герцога, увлекся испанской тематикой, делал
запрос в мадридский архив и даже подписывался иногда в 1832—1838 годах
"Lerma", но уже после смерти поэта была доказана непричастность его к
данному роду. Что может нас только порадовать, потому что герцог Лерма
прославился как лихоимец и казнокрад, приведший
Испанию к упадку. Титул и фамилию герцог Лерма получил в
Род же Лермонтовых уходит корнями
значительно глубже, и шотландская родина, о которой грезил 16-летний поэт,
оказалась реальностью.
Вспомним стихотворение 1831
года "Желание":
На запад, на запад помчался
бы я,
Где цветут моих предков
поля...
И арфы шотландской струну бы
задел,
И по сводам бы звук
полетел...
К сожалению, Михаил Юрьевич не читал затерявшегося в
архивах вполне официального генеалогического документа
Овидий Горчаков, исследователь жизни
Георга Лермонта и его русского рода, нашел и заснял
подлинные родословцы Лермонтов в Национальной библиотеке Шотландии в Эдинбурге.
Генеалогическим древом Лермонтов занимается и созданная в 1991г. ассоциация
"Лермонтовское наследие", объединившая свыше 190 потомков рода
Лермонтовых — Лермонтов, живущих в России, Великобритании, Монако, Югославии,
Австралии, Люксембурге. По мнению ученых, с историей рода Лермонтовых связаны
многие достопримечательные места Шотландии — Эрлстон, Бервик, Данбер, Дерси,
Балькоми, Сент-Эндрюс. Об этом свидетельствует и герб рода Лермонтовых, который
в основе своей повторяет старинный шотландский герб Лермонтов. Мы можем и сегодня
увидеть этот герб в росписи потолка Башни Коллернай в Дерси. Золотой щит.
|
Герб Лермонтов из Дерси (Dairsie). Фрагмент росписи потолка в Башне Коллернай (Collairnnie Tower)
На золотом поле щита черный шеврон с
тремя сквозными золотыми ромбами (веретенами). Остановимся на трех моментах,
наиболее интересных для нас.
На гербе Лермонтовых под шевроном (или,
по-русски, стропилом) — таинственный черный цветок: черная роза, которая
отсутствует на щите старшей ветви шотландских предков, зато их нашлемник
увенчан красной розой с шипами, а в щите младшей ветви
— Лермонтов-Балькоми — таких роз
целых шесть. То есть красная роза — эмблема клана Лермонтов. Она символизирует
славу, а шипы — печаль. Слава пополам с печалью. Это память о победах,
доставшихся дорогой ценой.
Почему же в гербе русских Лермонтовых
красную розу сменила черная? Дело в том, что черный
шестилистник (а именно так выглядит геральдическая роза) — символ апостола
Андрея Первозванного. Согласно преданию, на шотландский берег Северного моря в
районе будущего города Сент-Эндрюса, где и сейчас расположены замки Лермонтов,
бурей принесло шедший из Константинополя корабль, на котором ирландские иноки
везли мощи Святого Андрея, ставшего покровителем этих мест.
В честь него и был назван город
Сент-Эндрюс. Но ведь Андрей Первозванный является и покровителем Руси (вспомним
"Повесть временных лет"). Таким образом, черный цветок — глубокий и
трепетный символ, объединивший для Георга Лермонта и его потомков две родины —
Шотландию и Россию. Соответствующим образом изменился и девиз. На гербе
Лермонтов— "Spero" (надеюсь) — часть девиза города Сент-Эндрюса —
"Dum spiro, spero" (пока дышу, надеюсь). А на гербе Лермонтовых —
"Sors mea Jesus" (жребий мой — Иисус) — вполне подходящий девиз для странствующего
рыцаря, ведомого апостолом Андреем.
Герб рода
Лермонтовых
Кстати, Овидий Горчаков приводил данные о
том, что славный Андреевский флаг (с косым крестом, на котором был распят апостол Андрей) привезен в Россию при Петре Великом именно
шотландскими моряками. Этот флаг до сих пор присутствует в гербе Шотландии.
И последнее замечание — по поводу формы
щита на гербе. А. Б. Лакиер — автор фундаментального труда по геральдике, вышедшего
в 1855 году, подчеркивал, что средневековые гербы (в отличие от более поздних)
строго различались по форме щита: щит рыцарей каждой страны имел особый вид, и
можно было издалека определить, откуда прибыл его странствующий владелец. Так
вот, форма щита Лермонтов — плоский сверху и закругленный снизу — испанская!
Так, может быть, Лермонтов был не так уж и неправ в поисках своих испанских
корней? Ведь рыцари, прибывшие в Шотландию вместе с королем Малькольмом III,
были из самых разных мест. Впрочем, большинство исследователей считают, что тот
первый шотландский Лермонт прибыл из Нормандии. Там, северо-западнее Парижа, до
сих пор стоит город Эрмонт, что с традиционным французским артиклем
"Ле" могло дать фамилию L'Ermont. Однако и в испанском Бургосе тоже
был город Лерма... Так что вопрос остается открытым. В литературе же Томаса
Рифмача называют англо-нормандским трувером.
Сохранились руины замков Дерси и
Балькоми, причем последним владела та ветвь дерсийских Лермонтов, к которой
принадлежал Георг. Он выехал навстречу воинским подвигам из ворот замка
Балькоми, а похоронен в Авраамиевом Городецком монастыре под Чухломой — в
костромских наследственных землях, дарованных за верную службу.
От замка же его предка Томаса Лермонта из
Эрсилдуна сохранилась стена Башни Томаса в Эрлстоне, на которой в
Он говорил: "Прощай,
отцовский дом!
Надолго я прощаюсь с замком древним.
Отныне ты не будешь никогда
Торжеств, пиров и мощи местом
славным.
Герб Лермонтов из Балькоми (The Coat of Arms
of Balcomie Learmonth`s)
Томас был знатным вельможей и видным
землевладельцем. Согласно легенде, он жил в высокой Башне Эрлов, построенной
эрлами Марчами (впоследствии — лордами Эрсилдунскими) на краю древнего селения
Эрсилдун (округ Мерс, графство Бервик), которое некогда было резиденцией
шотландских королей. По названию поселка Томасу дали кличку Эрсилдун, или Томас
из Эрсилдуна. Благодаря необыкновенному поэтическому дару он получил прозвище Рифмач,
а фамилия его была Лермонт (Lermont или Learmont).
Сэр Вальтер Скотт,
пламенный патриот своей родной Шотландии, увлеченно собирал материал о Томасе
Рифмаче (он опубликовал свое исследование вместо введения к рыцарскому роману
"Сэр Тристрем" (1802), а позже дополнил и обобщил в вышедшем в Париже
в
Очарованный образом Томаса Лермонта,
Вальтер Скотт даже приобрел в
Пророчества как особый лирический жанр
появились в древней Шотландии еще раньше эпоса. Они слагались аллитерационным стихом
в виде длинных притч-монологов без заголовков, вступлений и диалогов. Древние
барды-прорицатели, владевшие этим даром, считались избранниками богов. Пророчества
Томаса Лермонта были в ходу при королевских дворах, упоминались в творениях
известных шотландских поэтов XIV—XV вв.: Барбура, Уинтауна, Генри Менестреля
(Гарри Слепого), многие из них попали в рукописи, хранящиеся в библиотеках
Англии и Шотландии. Впервые собрал и опубликовал их Роберт Вальдгрей в своей
книге "Все пророчества Шотландии" в
Томас предвидел кровавую битву при
Флоддене (1513), в которой шотландский король, Иаков IV потерпел поражение от
англичан. Он предрек союз Шотландии и Англии, осуществленный потомками рода
Брюсов:
То будет сын французской королевы.
Он править станет всей
Британией до моря;
Из рода Брюсов будет он по
крови
В девятом поколенье, я
предвижу.
Этим человеком стал Иаков VI (1603). В
числе пророчеств Томаса Лермонта было и предсказание трагической смерти короля
Александра III (1286).
Вспомним горькие строки Лермонтова про
"обломки игрою счастия обиженных родов..."
Вы, жадною толпой
стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы
палачи!
— обращается поэт к светской черни. Его
великий предок Томас тоже стоял у трона — у трона последнего шотландского
короля истинно кельтского происхождения Александра III — и был не палачом, а
певцом "свободы, гения и славы". Причем в буквальном смысле.
По кельтскому обычаю, во время коронации
король занимал место на "камне судьбы", а вперед выходил бард,
который вел рассказ об истории рода, о происхождении короля, о его
наследственном праве на верховную власть... Впоследствии тронный камень шотландских
королей был встроен в трон английских монархов.
Цветы поэзии, сопровождаемые игрой на
десятиструнной арфе, канули в Лету, как и другие творения Томаса Рифмача. Удивительно,
но именно совершенство, высокий поэтический уровень не позволили им дойти до
наших дней, ибо не было в Шотландии своего Ярослава Мудрого, наводнившего Русь
рукописными книгами, создавшего традицию записи звучавших устно литературных
произведений. (Благодаря этой традиции мы и читаем сейчас, через века, и
"Слово о Законе и Благодати" Иллариона, и "Слово о полку
Игореве".) Увы, не то произошло со старинными напевами шотландского барда.
Поэт и историк Роберт де Брюнн (1288—1338) писал во вступлении к стихотворному
рыцарскому "Роману о сэре Тристрене": "Он был
бы лучшим из всех, когда-либо сочиненных, если бы его можно было читать вслух в
том виде, в каком он был создан автором — Томасом Эрсильдауном, но [...] он
написан таким цветистым языком и таким сложным размером, что теряет все свои
достоинства в устах обыкновенных менестрелей, которые чуть ли не в каждой
строфе что-то пропускают в ущерб и смыслу, и ритму отрывка".
Таким образом, Вальтер Скотт застал
приближенными к подлинным текстам только пророчества Томаса, а его баллады и
стихотворный роман — лишь в пересказе. Он воспользовался данным материалом для
создания трех баллад о Томасе Рифмаче, положив их на старинный шотландский
напев и даже присовокупив ноты. (Эти-то баллады и читал Лермонтов.) Первая — о
путешествии Томаса в страну фей — народная, вторая — авторская, где
использованы дошедшие до нас подлинные тексты некоторых пророчеств Рифмача,
частично переработанных Вальтером Скоттом; и третья — о возвращении Томаса в
страну фей — тоже авторская, где материалом служат, за неимением утраченных в
веках баллад, народные легенды, которые Вальтер Скотт еще застал "живыми"
в Абботсфорде, и фрагменты рыцарского романа "Томас из Эрсилдуна".
Один из вариантов легенды приводит в своей книге О. Горчаков. Я же остановлюсь
на некоторых моментах реконструированной прозаической ее версии, пересказанной
Верой Марковой, т. к. именно эти отрывки публикуемого во многих сборниках сказания
никак не комментируются и остаются непонятными современному читателю.
Сказание "Томас Лермонт"
объясняет нам, откуда взялись прошедшие через века три замечательных прозвища
Томаса — Томас Правдивый, Томас Рифмач и Томас Верный.
Верным Томаса назвала королева фей, когда
после поцелуя влюбленного в нее поэта под деревом Эйлден превратилась в седую
старуху. Королева разрешила Томасу уйти, не следовать за собой, если стала ему
страшна и противна. Но, пораженный горем и сочувствием к ней, Рифмач продолжал
любить ее и поклялся сопровождать королеву хоть в ад, хоть в рай. Позже
оказалось, что это была проверка, и королева снова стала молода и прекрасна. В
этом необычном повороте сюжета (вспомним прямо противоположное поведение Финна
по отношению к Наине у Пушкина), на мой взгляд, прослеживаются отзвуки
старинных кельтских сказаний. Дело в том, что любовь для древних кельтов —
магические оковы, судьба, уклониться от которой постыдно. Женщина могла словом
любви наложить на мужчину заклятье — гейс. Стоило трижды произнести гейс, как
он становился единственным законом, и не оставалось никаких других священных
уз, кроме этих "Гнетущих уз Все Выстрадавшей
Любви". И герой ирландской саги, действительно, шел за своей любимой на
край света и даже на смерть. Ведь и в древнем сказании о
Тристане и Изольде, по мнению исследователя Н. Малиновской, волшебный напиток
проявился только в XII в., а первоначально это был гейс, в VII в. наложенный на
племянника короля Марка Дростана зеленоглазой рыжекудрой королевой Эссилт.
Томасом Правдивым Лермонт назван потому,
что, отпустив его через семь лет на землю, королева фей закляла его уста —
отныне он должен был говорить только правду — и наградила его даром читать в людских
сердцах и предсказывать будущее. Но еще до этого, когда скакали они с королевой
в подземное царство, встретились им три дороги. Первая — узкая, тесная
тропинка, вся заросшая колючим терном и кустарником, и на каждом шипе капелька
крови. Это Путь правды, по которому трудно идти, но в самом конце его — свет, и
радость, и слава.
Вторая дорога — широкая, окруженная
цветущими лилиями и усыпанная мягким желтым песком. Путь лжи. Многие зовут его
дорогой к небу, но в конце этого пути только мрак, бесславие и горе.
Уже тогда Томас заявил, что никогда не
пойдет по пути лжи.
А они скакали по третьей дороге, никак не
названной, но, по-видимому, это была дорога поэзии, ибо она, то появлялась, то
исчезала в тумане, и попадались на этой дороге воплощенные метафоры. Например,
наши путники переправлялись через реки крови. Оказывается, это кровь, пролитая
в битвах. Когда реки разливаются, как в половодье, в стране фей узнают, что на
земле идет война.
И, наконец, прозвище Томас Рифмач говорит
о даре поэзии, благодаря которому он выиграл в стране фей на состязании
менестрелей золотую арфу, струны которой звенели сами собой, как горные
родники. Он пел там о Тристане и Изольде, и плакали не только дамы, но и облаченные
в латы рыцари.
Интересно, что в сохранившемся
пророчестве Томас говорит не только о грядущем разорении очага ("Когда
зайчиха принесет зайчат на камне очага"), но и о вырождении самого рода
Лермонтов. Существует латинский текст грамоты 1299
года, найденной В. Скоттом. В ней Томас из Эрсилдуна — сын Томаса Рифмача из
Эрсилдуна — от себя и своих наследников передает монастырю Св.
Троицы в Солтра право на владение и использование земли "со всем к ней
принадлежащим", которой он обладал по наследству в Эрсилдуне, со всеми
правами, на которые он или его предки могли претендовать. Действительно, как
предрекал Томас: "Не будет больше здесь принадлежать Лермонтов роду даже
пядь земли!"
И это возвращает нас к Лермонтовской
строке про "обломки игрою счастия обиженных родов". Философ Вл. Соловьев считал,
что Лермонтов чрезвычайно близок по духу к древнему своему предку, и полагал,
что именно Томас ответственен за две основные особенности русского поэтического
гения: страшную напряженность и сосредоточенность мысли на себе, на своем
"Я", страшную силу личного чувства и способность переступать в
чувстве и созерцании через границы обычного порядка явлений и схватывать
запредельную сторону жизни и жизненных отношений. Примером второй четы,
пророческой, Вл. Соловьев называет стихотворение "Сон", не имеющее
аналогов в мировой поэзии по фантасмагоричности: Лермонтов видел не только сон
своего сна, но и тот сон, который снился сну его сна. Когда Соловьев писал об
этом, еще не наступил тоже предсказанный Лермонтовым "России черный год,
когда царей корона упадет..." (из стих. Лермонтова "Предсказание",
Знаменательно, что названную первую
Лермонтовскую черту — силу субъективности — Вл. Соловьев отмечает также у
Байрона, не предполагая, что один из предков Байрона — королевский адвокат
Гордон — был женат на Маргарет Лермонт (они жили в замке Балькоми в XVI в.), а значит, Байрон является
родственником Лермонтова по тому же Томасу Рифмачу.
Однако есть еще и третья особенность
Лермонтовского гения, не названная Соловьевым, но также идущая от Томаса —
музыкальность его лиры.
Есть старинное предсказание, что через
много-много лет Томас вернется на землю таким же молодым, как был. И снова
тронет струны арфы, чтобы зазвучала пленительная песня. И он вернулся, и опять
заговорил стихами.
И я приду сюда, и не узнаю
вас,
О струны звонкие...
(Из стих. Лермонтова "К
Гению",
Он вернулся — предсказание сбылось, и эти
строки принадлежат ему, Михаилу Юрьевичу Лермонтову:
Под занавесою тумана,
Под небом бурь, среди степей,
Стоит могила Оссиана
В горах Шотландии моей.
Летит к ней дух мой усыпленный
Родимым ветром подышать
И от могилы сей забвенной
Вторично жизнь свою занять.
(Из стих. Лермонтова
"Гроб Оссиана ",
P. S. По склону горы Машук, у которой был
убит Лермонтов, оказывается, шла дорога в шотландскую колонию
("Шотландку").