Городнов, А. И воин, и поэт [Текст] / А. Городнов // Торгово-промышленные  ведомства  – 2008. - № 24. – С. 14 -15

 

Родные все места

В государственный Лермонтовский музей-заповедник «Тарханы» корреспонденты газеты «Торгово-промышленные Ведомости» попали в конце ноября, на изломе осени и зимы, когда одно время года не совсем кончилось, а другое еще не успело начаться. Небо было затянуто низкими тучами, из которых то накрапывал мелкий дождик, то сыпал первый несмелый снег, который таял, не успев долететь до земли. Замерзшие вокруг воспетых поэтом прудов и беседок обезлистевшие деревья стояли строго и устало, словно сбросившие доспехи воины, наконец, добравшиеся до постоя.

Парковая дорожка привела нас в барский дом. Первая из парадных комнат - зала. Она - самая большая и светлая. Её украшают хрустальные люстра и бра с подвесками, бронзовые с позолотой канделябры, ампирные кресла с вышитыми сиденьями, ломберные столики красного дерева и другие предметы конца XVIII - первой трети XIX вв. Согласно традициям того времени, центральное место залы занимают фамильные портреты: детский портрет Лермонтова, его отца Юрия Петровича, матери Марии Михайловны, бабушки Елизаветы Алексеевны.

Нас в этом путешествии во времени сопровождает экскурсовод Лилия Таирова. Девушка совсем недавно окончила Пензенский университет и переехала в Тарханы, чтобы посвятить себя изучению творчества великого поэта. Под ее неторопливый, проникновенный рассказ о Михаиле Лермонтове, его семье, друзьях мы переходим из комнаты в комнату, постепенно погружаясь в ту эпоху.

Особое внимание привлекает картина XIX века в овальной раме «Шотландский замок». С Шотландией у Лермонтова были связаны романтические представления о далёком предке Георге Лермонте, о прошлом когда-то знатного и богатого рода.

За залой - гостиная: тёмно-голубые в золотистую звёздочку обои, мягкая мебель чёрного лакированного дерева, обтянутая голубым же полосатым штофом, зеркала с подстольями, портреты родственников и друзей дома. Гостиную украшает картина М.Ю. Лермонтова «Кавказский вид близ селения Сиони». Это самое большое и одно из лучших живописных полотен Михаила Юрьевича: поэт подарил его бабушке.

Входим в последнюю парадную комнату барского дома - столовую. Она обставлена мебелью красного дерева в стиле «жакоб»: круглый обеденный стол под скатертью, стулья, зеркало, напольные часы. В приоткрытую дверцу буфета видим посуду, стены столовой украшены литографиями с видами Москвы.

«Москва моя родина и такою будет для меня всегда: там я родился, там много страдал и там же был слишком счастлив», - писал поэт в письме к В. Лопухиной.

В Москве, как известно, Лермонтов учился сначала в Университетском благородном пансионе, затем в Московском университете. Наставник Лермонтова, преподаватель русского и латинского языков А.З. Зиновьев вспоминал: «Миша учился прекрасно, вёл себя благородно, особенные успехи оказывал в русской словесности».

Напротив столовой - небольшая чайная комната: круглый стол, покрытый нарядной скатертью, на нём - посеребрённой меди самовар на подносе, горки с посудой из фарфора, хрусталя и стекла, маленький уютный диванчик. Чаепитие в дворянском быту, рассказывает наш экскурсовод, было распространено повсеместно.

Для занятий в доме была выделена комната - классная. «Обыкновенный курс» начальных наук заключался в то время в изучении русской и европейской литературы, Закона Божия, древней и всеобщей истории, географии, арифметики и начальной алгебры. Рассматриваем рисунки Лермонтова - четыре акварели и карандашный рисунок батальной сцены.

- Сохранилось 13 работ Лермонтова маслом, 51 акварель, около 450 рисунков пером и карандашом, - рассказывает нам Лилия Таирова. - Исследователи его живописного наследия утверждают, что если бы литература не стала главной страстью Михаила Юрьевича, из него мог бы выйти выдающийся художник.

Изучение основ наук и иностранных языков в Тарханах чередовалось с занятиями по физическому развитию: военные забавы, верховая езда на маленькой лошадке с черкесским седлом, сделанным вроде кресла, и гимнастика были любимыми упражнениями Лермонтова.

В мезонине барского дома четыре комнаты; две из них занимал Михаил Лермонтов, две - Елизавета Алексеевна. Первая комната Арсеньевой - рабочий кабинет помещицы. В нем представлены прижизненные произведения Лермонтова: журнал «Библиотека для чтения» за 1834 год с публикацией поэмы «Хаджи Абрек» и сборник стихотворений поэта 1840 года.

- Лермонтов был строгим судьей своего творчества, - поясняет экскурсовод. - В свой первый сборник он включил всего двадцать шесть стихотворений из четырёхсот и две поэмы из тридцати, к тому времени им написанных...

В первой комнате Лермонтова в шкафу красного дерева выставлены книги круга его чтения. Здесь тоже видим его акварели. На письменном столе - рукописи произведений, над которыми поэт работал в Тарханах зимой 1836 года. За месяц с небольшим он сделал вольный перевод из Байрона («Умирающий гладиатор»), написал четвёртый акт новой драмы «Два брата», вступление к поэме «Тамбовская казначейша», закончил поэму «Сашка». Комнату украшают акварельные портреты работы поэта: друга С.А. Раевского, отца Ю.П. Лермонтова и женщины, которую Лермонтов любил и любовь к которой пронёс через всю свою жизнь, - Варвары Лопухиной...

В едином музейном комплексе барской усадьбы и церковь Марии Египетской: небольшое ампирное здание построено на месте первого барского дома в память о рано умершей матери поэта. Сохранились церковные книги лермонтовского времени. Тринадцать раз Михаил Юрьевич записан в метрических книгах крёстным отцом крестьянских детей; в книге за 1845 год сделана запись о смерти бабушки поэта.

Выходим на просторы барской усадьбы, которая была образцом садово-парковой архитектуры. От церкви аллея из акаций спускается к пруду и беседке, на склоне с террасой устроена дерновая скамья. Три сада, небольшой, но красивый декоративный парк  с традиционными аллеями и розарием, живописные пруды - всё это могут увидеть посетители заповедника. В дальнем углу парка на вершине холма сохранились «траншеи»: два земляных укрепления были устроены специально для военной забавы, здесь Лермонтов ребёнком играл в войну со своим потешным войском.

Счастливо одаренный способностями к искусствам Михаил Лермонтов мог стать и художником, и музыкантом, и математиком. Но он стал профессиональным военным, хотя это решение далось ему нелегко. «До сих пор я жил для литературной карьеры, столько жертв  принес своему неблагодарному кумиру и вот теперь я - воин», - сообщал он о переменах в своей судьбе.

 С зачисления в школу гвардейских юнкеров 13 ноября 1832 года и началась военная служба великого поэта России, в которой ему не однажды доведется доказать самому себе то, что его пылкие обещания - «Если будет война, клянусь вам Богом буду всегда впереди» - не были юношеской бравадой.

В первой ссылке на Кавказ ему не довелось испытать себя в сражениях: «...Я приехал в отряд слишком поздно, - с огорчением сообщил он другу, - слышал только два, три выстрела...» Большую часть времени пришлось беспрерывно странствовать то на перекладной, то верхом, «с подорожной по казенной надобности».

Зимой 1840 года у Лермонтова произошла дуэль с сыном французского посланника Эрнестом де Барантом. На балу у графини Лаваль молодой француз, усомнившийся в национальном достоинстве русских, услышал от Лермонтова ответ: «В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем себя оскорблять».

Спор закончился дуэлью, и Лермонтов, принимая вызов, четко осознавал, чем он рискует. В качестве наказания рассматривался вопрос о лишении его чинов, дворянского достоинства и разжалования в рядовые, но Николай I принял во внимание причины, вынудившие поэта участвовать в поединке. Наказание смягчили, определив его перевод из гвардии в действующую армию, в расквартированный на Кавказе Тенгинский пехотный полк.

Храбрость в ту пору на Кавказе была явлением обычным. Её подчеркивали и отмечали у людей лишь тогда, когда они выделялись на фоне общего хладнокровия и бесстрашия. Лермонтов - выделялся.

Ему была поручена команда охотников, по словам самого поэта - «нечто вроде партизанского отряда», доверить который можно было не всякому. Потому что далеко не каждому, несмотря на требования дисциплины, эта команда стала бы подчиняться. В ней были татары, кабардинцы, казаки, словом, люди разных племен и верований, встречающихся на Кавказе, были и такие, что и сами забыли, откуда родом. Это были профессионалы войны, для которых опасность, удальство и лишения были привычным делом.

Прежним их командиром был Руфин Дорохов, чья легендарная храбрость не только не требовала сравнений, а сама служила её мерилом. Именно он одним из первых высоко оценил воинскую отвагу поручика Лермонтова. Выбывший по ранению, он увидел себе замену в Лермонтове, и его мнение совпало с выбором генерала Галафеева.

Почти месяц поэт выполнял задания командования и действовал во главе этого передового отряда, выполнявшего, по сути, функции современного спецназа.

Для своих «охотников» Лермонтов за короткий срок стал непререкаемым авторитетом. «Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем», - пообещал он другу после выполнения очередного задания.

Успел он рассказать лишь об одном своем сражении, самом страшном в военной биографии - бое у речки Валерик, которую горцы называли «рекой смерти». Рассказал о нем по-мужски скупо, в письме, без излишних подробностей, но они читаются в каждом предложении. «Нас было всего 2000 пехоты, а их до 6000; и все время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до 300 рядовых, а их 600 тел осталось на месте... В овраге, где была потеха, час после дела пахло кровью».

В том бою, длившемся «шесть часов кряду», поручик Лермонтов «исполнял возложенные на него поручения с отменным мужеством и хладнокровием».

Командование «испрашивало» для смелого поручика награды, перевода в гвардию «с отданием старшинства», но Николай I откликнулся лишь на «всеподданнейшие просьбы г-жи Арсеньевой», бабушки поэта, и «высочайше повелеть соизволил офицера сего, ежели он по службе усерден и в нравственности одобрителен, уволить к ней в отпуск в Санкт-Петербург сроком на два месяца».

Храбрый офицер, личным мужеством своим завоевавший право на высокие воинские награды, Лермонтов вовсе не стремился к военной карьере. Он хотел заниматься творчеством и, надеясь получить отставку, ехал в Петербург с готовым планом издания нового литературного журнала, с идеей написать роман о кавказской жизни.

Им всецело овладел «демон поэзии», и потому он чувствовал себя абсолютно счастливым человеком. Среди стихов, написанных тогда, было поэтическое, искреннее, удивительно нежное и красивое признание в любви к Родине: «Люблю Отчизну я...».

Отставку ему не подписали. Через несколько месяцев поручик Лермонтов вновь отправился на Кавказ, в свой полк, опять на войну, с которой поэту уже было не суждено вернуться.

Получив известие о гибели внука, Елизавета Алексеевна «вынесла апоплексический удар, от которого медленно оправилась. Веки глаз её, впрочем, уже не поднимались, от слез они закрылись» (П.А. Висковатый).