Глухов, А. Глубокий и могучий дух [Текст]: календарь памятных дат / А. Глухов // Библиотекарь. – 1989. - № 6. – С. 45-46

 

Глубокий и могучий дух

Читая и перечитывая поэзию и прозу одного из величайших наших писателей М. Ю. Лермонтова, постоянно чувствуешь его безмерную печаль, мятежную душу, его бунтарство. Лирика, поэмы, драматические произведения покоряют романтическим пафосом, высокими чувствами и сильными страстями, проникнуты острой и напряженной мыслью. И уже потом задумываешься о необыкновенной зоркости и мудрости этого замечательного человека, погибшего так рано, поражаешься его эрудиции.

Откуда это? Когда успел он впитать столько знаний? Впитать, осмыслить и переработать?..

Основательную домашнюю подготовку он получил в Тарханах, где в имении бабушки по матери — Е. А. Арсеньевой провел первые тринадцать лет своей жизни — детство и отрочество, «когда ум так остро воспринимает впечатления». Здесь он изучал французский, немецкий и греческий языки, получил хорошее воспитание. Увлекся рисованием и кукольным театром: сам лепил из воска кукол-актеров, сочинял пьесы, заимствуя сюжеты из слышанного или прочитанного. Словом, он был в этом домашнем театре драматургом и художником, режиссером и актером.

Здесь, в Тарханах, он слушал предания об Иване Грозном, Степане Разине, Емельяне Пугачеве, «про день Бородина», узнал о декабристах. Видел будущий поэт и кулачные бои, и «пляски с топотом и свистом», слышал живую речь народа, наблюдал быт и нравы крепостных.

Мальчик пристрастился к книгам и прочитал все, что имелось в библиотеке бабушки. Не удивительно, что к тринадцати годам Лермонтов основательно знал русскую и иностранную литературу, с детства полюбил стихи А. С. Пушкина. Первым произведением, тщательно переписанным им в свою тетрадь, был «Бахчисарайский фонтан». В ту же тетрадь своей рукой Лермонтов переписал и полный текст поэмы Дж. Байрона «Шильонский узник» в переводе В. А. Жуковского...

Пребывание в Тарханах оказало огромное воздействие на творчество поэта. Увиденное, услышанное и пережитое в этих местах отразилось в юношеских драмах «Люди и страсти», «Странный человек», дало богатый материал для   « Песня  про   купца   Калашникова» и романа «Вадим». Лирические образы многих стихотворений, в том числе и таких шедевров, как «Родина», «Когда волнуется желтеющая нива...», «Как часто, пестрою толпою окружен...», навеяны воспоминаниями ранней юности. С особой интенсивностью образование, самообразование, вдумчивое чтение продолжалось в Москве, куда Е. А. Арсеньева привезла внука в 1827 году. После домашней подготовки у опытных педагогов он сразу же поступил в четвертый класс Благородного пансиона при Московском университете. Среди его первых наставников были А. 3. Зиновьев — разносторонне образованный человек, автор многих исторических работ, он владел несколькими языками, горячо любил литературу, интересовался живописью и скульптурой, и А. Ф. Мерзляков — прекрасный лектор, поэт, критик и переводчик. Они во многом способствовали духовному развитию Лермонтова.

Преподавали здесь также профессора Московского университета, в том числе С. Е. Раич — поэт и переводчик, издатель журнала «Галатея». Круг предметов, изучаемых в пансионе, был весьма широк, но особое внимание уделялось истории, литературе, языкам и искусству. Имелась превосходная библиотека, где собирались члены литературного общества.

Лермонтов занимался рисованием, живописью, музыкой, увлекался театром. Но больше всего любил поэзию. А. П. Шан-Гирей, близкий родственник и товарищ Лермонтова, вспоминал, что в 1827 году он «первый раз увидел русские стихи у Мишеля: Ломоносова, Державина, Дмитриева, Озерова, Батюшкова, Крылова, Козлова и Пушкина». И добавлял: «Будучи в старших классах пансиона, Лермонтов много и серьезно читал». Воспитанники пансиона следили за всем новым и передовым в русской и западной литературе. Списки политических стихотворений Пушкина и Рылеева ходили по рукам. Поэму Рылеева «Войнаровский» и южные романтические поэмы Пушкина многие пансионеры знали наизусть.

В пансионате Лермонтов начал писать стихи. Первые его поэмы «Черкесы» и «Испанцы» отчасти позволяют судить о круге чтения юного поэта. Так, в кавказской романтической поэме «Черкесы», написанной в 1828 году, четырнадцатилетний автор использовал знакомые ему произведения «Княгиня Наталья Борисовна Долгорукова» И. И. Козлова, Причудница» и «Освобождение Москвы» И. И. Дмитриева, «Двенадцать спящих дев» В. А. Жуковского, «Абидосская невеста» Дж. Байрона, «Сон воинов» из поэмы Э. Парни «Иснель и Аслега»— перевод К. Н. Батюшкова. Неоспоримое влияние на поэму Лермонтова оказал «Кавказский пленник» А. С. Пушкина.

Другое произведение — трагедия «Испанцы», по мнению исследователей, своего рода преломление его тогдашнего круга чтения. Действительно, можно обнаружить в «Испанцах» отдельные мотивы из «Эмилии Галотти» и «Натана Мудрого» Г. Лессинга, «Разбойников» и «Дон Карлоса» Ф. Шиллера, «Эрнани» В. Гюго, «Айвенго» В. Скотта. И все же в трагедии много оригинального, в ней проявилась одаренность юного драматурга.

В своих тетрадях Лермонтов записывает планы трагедий, драм и драматических поэм. Исторические сюжеты черпались им из прочитанных книг. Тут и замыслы, подсказанные биографами великих мужей древности, написанными Плутархом, и древнерусская легенда о Мстиславе Черном, что свидетельствует о чтении юным поэтом «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина.

Летом в 1829, 1830, 1831 годах Лермонтов вместе с бабушкой жил в подмосковном имении Середниково. Здесь еще была жива память о просвещенном хозяине Дмитрии Алексеевиче Столыпине и его друзьях декабристах. В усадьбе сохранилась библиотека, в которой Лермонтов нашел не только произведения классиков мировой литературы, но и альманахи и журналы первой половины 20-х годов. Были тут и списки «Горя от ума», тетради и альбомы с революционными стихами молодого Пушкина.

В эти годы Лермонтов с увлечением читает произведения русских писателей конца XVIII — начала XIX века, знакомится с произведениями Шекспира, Руссо, Шатобриана, Гёте и В. Скотта. Особое впечатление производят на него творения Байрона и книга Томаса Мура о жизни Байрона. Для юного Лермонтова английский поэт был борцом против реакции, «гражданином грядущих поколений». Наряду с Байроном пищу для ума и сердца Лермонтов находит в произведениях Шиллера, в образах «Разбойников» он видел воплощение идеи свободы. В круг чтения поэта входят произведения Гете, его «Вертер»...

Характерно, что Лермонтов не просто читал, он много размышлял. Об этом свидетельствуют два ярких примера. В письме племяннику М. А. Шан-Гирей невысоко оценила «Гамлета» Шекспира. Тогда он издавался и ставился не в переводе с подлинника, а с французского текста, обработанного Дюсисом. Отвечая своей «дорогой тетеньке», Лермонтов пишет: «Вступаюсь за честь Шекспира. Если он велик, то это в Гамлете: если он истинно Шекспир, этот гений необъемлемый, проникающий в сердце человека, в законы судьбы, оригинальный, то есть неподражаемый Шекспир — то это в «Гамлете». «Вариант» Дюсиса Лермонтов назвал «перековерканной пьесой». Переводчик, «чтобы удовлетворить приторному вкусу французов, не умеющих обнять высокое, и глупым их правилам, переменил ход трагедии и выпустил множество характеристических сцен». И далее поэт называет наиболее захватившие его сцены. Напомним, что автору письма было всего пятнадцать лет.

Характерен отзыв о романе Руссо «Юлия, или Новая Элоиза», написанный в 1831 году: «Я читал «Новую Элоизу». Признаюсь, я ожидал больше гения, больше познания природы и истины. Ума слишком много; идеалы — что в них? Они прекрасны, чудесны; но несчастные софизмы, одетые красноречивыми блестящими выражениями, не мешают видеть, что они всё идеалы. Вертер лучше; там человек — более человек; у Жан-Жака даже пороки не таковы, какие они есть...»

В Московский университет Лермонтов вступил, по собственному выражению, «с глубокими мыслями и огненными чувствами». И здесь, как и в пансионе, он читает много и серьезно. Приятели запомнили его любимую позу: облокотившись на одну руку, Лермонтов читает принесенную из дома книгу, и ничто не может ему помешать — ни разговоры, ни шум. Хорошо известен из литературы и такой эпизод. В конце 1831 года при проверке знаний студентов Лермонтова вызвал профессор П. В. Победоносцев, который вел курс «изящной словесности». На заданный вопрос поэт отвечал уверенно и более подробно, чем требовалось по программе, объяснив, что пользуется книгами «из своей собственной библиотеки, содержащей все, вновь выходящее», в том числе и «на иностранных языках».

Через два года Лермонтов вынужден был уйти из университета. Впоследствии в поэме «Сашка» он писал:

Святое   место!   помню   я,   как   сон,

Твои кафедры, залы, коридоры.

Твоих    сынов    заносчивые    споры...

Автобиографические черты есть в описании университетских неудач Жоржа  Печорина  в  «Княгине  Литовской».

 Казалось бы, студенческая жизнь завершилась не очень удачно: лекции Лермонтов посещал крайне нерегулярно, преподаванием не был удовлетворен и досрочно оставил университет. Но именно в эти годы продолжались интенсивное самообразование и напряженная творческая жизнь — он написал несколько поэм и драматических произведений, много стихов, среди которых — и подлинные шедевры.

Об энциклопедических познаниях, разнообразных дарованиях поэта прекрасно написал исследователь жизни и творчества Лермонтова И. Л. Андронников: «Страницы его юношеских тетрадей напоминают стихотворный дневник, полный размышлений о жизни и смерти, о вечности, о добре и зле, о смысле бытия, о любви, о будущем и прошлом...»

Поэт никогда не расставался с книгой, даже в Школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров, где широко образованный и независимый поэт провел в условиях николаевской казармы «два страшных года». Большинству юнкеров были совершенно чужды литературные и философские интересы, чтение художественных произведений им было вообще запрещено.

Много читал и в то время, когда находился под арестом после дуэли с Э. Барантом. Книги (стихи А. Шенье, Г. Гейне и О. Барбье, томик Э. Гофмана) приносил   А.   П.   Шан-Гирей,   а   роман A.            Карра «Под липами» прислал Лермонтову по его просьбе С. А. Соболевский, библиограф и библиофил, владелец известной библиотеки, насчитывающей 25 тысяч томов.

Высоко отозвался о начитанности Лермонтова и посетивший его на гауптвахте B. Г. Белинский. Критик писал В. П. Боткину: «Недавно был я у него в заточении и в первый раз разговорился с ним от души. Глубокий и могучий дух! Как он верно смотрит на искусство, какой глубокий и чисто непосредственный вкус изящного!» Речь шла о литературе, о Пушкине, о романах Фенимора Купера, которого Лермонтов ставил выше Вальтера Скотта. Много говорили о «Герое нашего времени», который только что вышел в свет; Лермонтов поделился своими замыслами написать романы из

трех эпох русской жизни. В письме далее сказано: «Перед Пушкиным он благоговеет и больше всего любит «Онегина»... Он славно знает по-немецки и Гете почти всего наизусть дует; Байрона   режет   тоже   в   подлиннике».

И в заключение еще один штрих. Находясь на Кавказе в последней своей ссылке, поэт также много читал. В письмах к бабушке из Пятигорска он просит прислать ему полное собрание сочинений В. А. Жуковского «последнего издания», «полного Шекспира по-английски» и книгу стихов Е. П. Ростопчиной...

Тема «Лермонтов — читатель»— неисчерпаема. В этом кратком очерке дано самое общее представление о значении книги в жизни великого поэта, который сумел «и в просвещении встать с веком наравне».